Право на память и общественный договор
Когда был убит 12-летний Султан Кылышбек, Токаев ещё не приказал силовикам стрелять на поражение без предупреждения. Это случилось за два дня до приказа. Почти год следствие устанавливало с какого этажа управления полиции Ауэзовского района была пущена пуля, попавшая мальчику в голову. Не установили. Дело было закрыто с формулировкой «невозможно установить виновного».
Новости о прекращении дел об убийствах детей – Айкоркем («за отсутствием состава преступления»), Султана и четы пенсионеров Биткембаевых появились аккурат на годовщину Қаңтара. После открытия мемориала-цитатника, после заседания мажилиса и заявлений генерального прокурора, после выставки оружия. Несмотря на кажущееся обилие информации, ни ясности, ни стройности даже в официальной версии не появилось. Обсуждение событий свелось к бесконечным спекуляциям и версиям. Если открыть комментарии к любой новости о Қаңтаре этих дней, становится понятно, закрытие дел было воспринято и как неожиданность, но в то же время как нечто вполне закономерное. Мы разочарованы, но не удивлены.
Общественный договор, о котором так часто говорит Токаев в своих выступлениях, после Қаңтара установился однозначный – вы соглашаетесь не идти на социальные протесты и сохраняете веру в государство в обмен на Жаңа Қазақстан – изменения так никогда и не осуществленные, но хотя бы высказанные. У этого договора есть ещё одно условие – вы соглашаетесь скорее всё забыть, а мы соглашаемся сделать вид, что чтим память жертв – самого большого количества погибших за всю историю страны. Иллюзия памяти в обмен на иллюзию реформ.
Отсюда и скорость с которой с площади убрали баннеры с именами жертв или закрасили мурал с портретом Айкоркем Мелдехан и надписью «Қай аға мені атқан?»
Это ещё и показатель того, что единственный настоящий, не иллюзорный договор у власти существует только с силовым аппаратом. Официально погибших 238. Был осужден только один военный и не было возбуждено ни одного дела по статье «Убийство». Власти защищают тех, кто защищает их право властвовать. Заказчик не назовет имен исполнителей.
Отказ называть имена убийц детей вряд ли вызовет хоть сколько-нибудь массовый социальный протест. Его уже не случилось. Но это не означает, что коллективная травма исчезла.
«Пусть имя моего сына будет высечено в камне вместе с именами других погибших и не будет забыто», — говорится в письме Гаухар Кылышбек, матери Султана, Касыму-Жомарту Токаеву.
Возможность помнить и прогоревать – не пустая формальность, а веками доказанный способ облегчить горе. Но и этой возможности, как у общества у нас нет. У нас не только отобрали возможность назвать убийцу убийцей, но и возможность назвать жертву жертвой. Назвать их имена. Запомнить их имена.
Без этого невозможно начать лечить коллективную травму. Её можно замолчать, но она никуда не исчезнет. Даже не признанная коллективная травма будет расти как комок в горле и в один момент может прорваться так, что Қаңтар будут вспоминать всего лишь как начало слома.
Власть должна вернуть людям то, что бездарно и слепо было ей отдано – право на горе, право на память. Хотя бы детей.
Өлгендерді тірілтіп, өмірлі етіп,
Өшкендерді табатын бір ғана біз.
Мағжан Жұмабаев
