Что скрывают блокбастеры

Влияние поп-культуры на общественное сознание не один десяток лет занимает политологов и социальных антропологов. Например, американские комиксы в 1940-60 годах в доступной для массового потребителя форме предлагали объяснение картины идеологически разделенного мира. Иногда примитивные «черно-белые», иногда более закамуфлированные метафоры показывали борьбу супергероев против тех, кто посягал на американские ценности.

Со временем, упрощенные схемы, в которых эксперименты с радиацией приводили к появлению могучих защитников обывателей — Халка, Человека-паука, Фантастической Четверки и других — становились сложнее. Легитимность супергероев стали ставить под сомнение, осознавая тоталитарность самой идеи о том, что демократическое общество доверяет одному человеку заботу о себе. Этические дилеммы нолановского Бэтмана уводят от простого обожания человека в маске, и заставляют проводить параллели между силой супергероя Готэма и властью, которой обладают в реальном мире спецслужбы.

Консервативный дискурс, преобладавший в комиксах в начале холодной войны, и который хотели бы сохранить чиновники США, стал отступать. Стали возвращаться «домашние» темы, волновавшие американцев — социальная несправедливость и коррупция, против которой опять же приходилось бороться не государству, а людям со сверхспособностями.

Комиксы, как и другие формы массового развлечения, очень восприимчивы к трендам в политике и экономике, размышляют о них через приключения своих героев, отслеживая и обозначая состояние общества, его настроения относительно государственной политики, пишет Мэтью Костелло, писатель и сценарист. Популярность жанра комиксов в США упала после падения железного занавеса, но значительно выросла снова — уже в виде киноадаптаций — после событий 11 сентября 2001 года на фоне новых угроз, новых конфликтов и поиска решений для них, утверждает профессор Марк ДиПаоло.

Политическая повестка европейских кинофильмов, как правило, не требует дешифрации. Там авторское кино, уходящее корнями в философию искусства как гуманистического эксперимента, традиционно обращается в поиске тем к проблемам социума.

Попытки же найти такие подтексты в коммерческом американском кино занимают умы многих — как учёных, так и конспирологов из противоборствующих партийных лагерей.

Порой режиссёры и сценаристы оказываются в центре внимания политических обозревателей, особенно если премьеры совпадают по времени с ключевыми выборами на национальном уровне.

В последние десятилетия Голливуд считается проводником большей частью либеральных идей и политик. «Тед 2» и «Антураж», главные комедии этого года, подшучивают над гей-браками, но в целом оставляют благодушное, толерантное впечатление о них, а снимались эти фильмы ещё до решения Верховного суда США о признании однополых союзов. В 2004 году фильм-катастрофа «Послезавтра» заставил больше людей задуматься об угрозе глобального потепления — теме, которая уже более 10 лет стоит в списке приоритетов американских демократов. Соцопрос, проведенный через три недели после премьеры, показал, что 83% зрителей, посмотревших фильм, были обеспокоены этой проблемой.

В культовом сериале «Во все тяжкие» и даже в ужастике «Пила» американские колумнисты рассмотрели критику системы здравоохранения, заставляющей больных выживать самостоятельно, если у них нет средств на страховку — а значит, поддержку плана реформ, которая все ещё вызывает жаркие дебаты в США. Внешнеполитические вызовы Америке могут находить своё отражение в чертах лица (более азиатских или ближневосточных) плохих героев, например, при экранизациях фэнтези. Тенденция последних лет, когда женщины (или девочки в детских фильмах, включая анимационные) предстают главными героями с сильным характером, отражает общественный запрос на гендерное равенство и более справедливую оплату труда женщин.

Впрочем, порой мнения делятся на противоположные, как в случае с мультфильмом «Лего». Часть консервативно настроенных критиков обвинила авторов анимационной ленты в пропаганде коммунизма (напомню, олицетворением зла там является «Лорд Бизнес», внешне похожий на Мита Ромни). Другая половина наблюдателей из того же политического лагеря была удовлетворена моралью фильма о том, что власть на местах должна быть децентрализована, а индивидуальные свободы незыблемы, имея в виду более широкие полномочия штатов на местах, а также право на ношение оружия. Как остроумно тогда подметил журнал Economist, каждый может собрать из «Лего» то, что ему больше нравится.

Похожая история сопровождает экранизацию «Голодных игр», последняя часть которой выйдет в прокат в ноябре. Хотя для большинства комментаторов, которым приходит в голову вообще задуматься о политическом контексте приключений подростка, трилогия видится либеральным манифестом борьбы за права и власть народа, против диктатуры и подконтрольных ей масс-медиа, аппаратчица молодежного крыла республиканцев во Флориде подумала иначе.

Аманда Роббинс не только увидела в Капитолии из фильма Белый дом, «навязывающий свой диктат отдельным штатам», но и стала инициатором тематического слета партийных активистов в образе «Голодных игр». В самой киноэпопее предводительница сопротивления в исполнении Джулианы Мур появилась в гриме, сильно напоминающем Хиллари Клинтон. Впрочем, если сценаристы не намерены сильно отходить от книги, то развязка вряд ли понравится политически озабоченным киноманам с обеих сторон.

Часто в этих спорах критики и зрители забывают о мнении автора, которое может быть вообще за пределами данности американской политики, как, скажем, у Оливера Стоуна, чья критика США от «Взвода» до «Уолл стрит» и «JFK» довела его в начале этого года до реверансов российскому президенту и планов снять документальный фильм о В. Путине, «которого американцы не знают».

И все же, традиционно считается, что боевики любого типа с сильным человеком, решающим проблемы (от вестернов до «Крепкого орешка») более востребованы зрителями, симпатизирующими республиканцам, а фильмы о внутреннем противоречии человека (от мелодрам до мистики и фантастики) левой части политического спектра.

Столь же очевидно, что такие блокбастеры XX века, такие как «Звездные войны», в которых идеологически непримиримые галактические супердержавы борются друг с другом и соперничают за союзников, являлись отражением холодной войны. Длинная череда драм о противостоянии человека системе – своего рода развлекательные версии антиутопий с хорошим концом — стали популярными в начале этого тысячелетия и позволили авторам и аудитории отвлечься от глобального миропорядка и вернуться к проблемам социума.

Тем интереснее сегодня наблюдать за тем, как заканчивается сага о «Голодных играх» — и начинается новый виток «Звездных войн».