Раньше была река

Обмеление реки Урал уже невозможно скрыть и не заметить. Третья по длине река Европы мелеет последние десять лет, и особенно заметно это стало последние три года. Чтобы понять, как обмеление Урала меняет жизнь людей, журналисты Лукпан Ахмедьяров и Рауль Упоров встретились с теми, кто живёт на его берегах, и зависит от этой реки.

Переправа

На всем протяжении Урала в Западно-Казахстанской области берега реки соединяют три моста и около четырёх паромных переправ. Паромы лишь кажутся анахронизмами. На самом деле ежегодно четыре паромные переправы в Западно-Казахстанской области переправляют до полумиллиона человек за весь сезон. Благодаря им местные жители ездят в гости, справляют свадьбы, получают продукты, необходимые справки, ведут нехитрую сельскую коммерцию, и иногда паромщикам приходится переправлять с одного берега на другой даже похоронные процессии.

Чтобы посмотреть на работу паромов, мы отправляемся в небольшое путешествие протяженностью почти 500 километров. Наш путь начинается по европейскому берегу реки до села Батурино Акжаикского района. От окраины села в сторону поймы реки убегает накатанная дорога. Укатанная множеством колес проселочная дорога ничуть не хуже асфальта, по которому мы добирались из Уральска до Батурино. Мы едем по пойме реки в сторону леса, за которым течет река. По пути останавливаем пару встречных машин, чтобы спросить дорогу к парому.

- Езжай по самой накатанной дороге – не заблудишься, — объясняет мне водитель старой «десятки».

В его машине сидят два пассажира. Салон забит под завязку одеялами. На крыше машины к багажнику привязан сундук.

- Дочка замуж вышла за парня из Тайпака (посёлок в ЗКО – прим.авт.). Вот бабушки ей сшили одеяла и корпешки для её нового дома, — объясняет мне водитель.

По его словам, лет 10 назад тут можно было заблудиться. От опушки леса и до посёлка Батурино была высокая трава и несколько озер.

- Раньше сюда только рыбаки ездили или местные в лес за ягодами. А сейчас ведь сохнет все. Озера высохли, травы нет такой, как раньше. Так что можно смело ехать – все видать вокруг, — напутствует меня водитель.

Слова водителя подтверждаются окружающим пейзажем – редкие рощицы деревьев представляют собой хиленькие молодые деревья с высохшей вершиной. То тут, то там видны толстые стволы высохших и поваленных деревьев. С тех пор, как села в этой стороне газифицировали, в лес уже давно не ездят за дровами. Пока добираемся до леса, успеваем проехать мимо трёх-четырех высохших стариц – пойменных озер. О том, что здесь когда-то была вода, выдают растущие кучками ивы и высохший камыш.

Течение

Наконец, мы въезжаем в лес, и через пару сотен метров выезжаем на берег реки. У самого берега лежат два бревенчатых ската, старая железная кровать и основательно вкопанная в землю труба, от которой на противоположный берег протянулся металлический трос. Берег, на котором мы стоим, пологий, противоположный – обрывистый. На том берегу к берегу причален паром – две металлические бочки, разрезанные вдоль, и дощатый настил – палуба с перилами. Из будки выходит мужчина и спрашивает нас:

- Паромга?

- Иә.

- Кәзір, — мужчина поворачивается в сторону будки и, судя по всему, с кем-то разговаривает.

Вскоре из будки выходит второй мужчина. Оба спускаются к воде и начинают тянуть паром по тросу к нашему берегу.

Паром причаливает к берегу через несколько минут. Увидев, что мы снимаем всю эту процедуру на фотокамеру, настороженно интересуются, кто мы и зачем снимаем. Объясняю им, что мы журналисты и делаем материал о реке и о людях, которые живут на Урале.

- Поздно вы спохватились об этом снимать. Реки-то уже и не осталось. Если так мелеть будет, то через год-два уже и необходимости в пароме не будет, — отвечает один из паромщиков.

Второй приставляет к парому деревянные скаты, показывает мне, чтобы я загонял машину на паром. Наступает очередь моих настороженных вопросов – выдержат ли скаты вес машины? Не перевернемся ли мы посреди реки? И как вообще заезжать на эту конструкцию?

- Да не бойся ты! Мы вообще по две машины перевозим за раз. Никто ещё не жаловался, — смеется один из паромщиков по имени Куандык.

С опаской заезжаю по хлипким скатам на палубу парома. Паромщики показывают мне рукой, что нужно проехать до самого конца парома.

- Поставь на скорость, заглуши мотор, — приказывают мне и подкладывают под колеса машины деревянные башмаки, чтобы она не скатилась.

Мужики достают железные прутья с хитрой загогулиной на конце, скрученной в спираль. Этой загогулиной оба цепляются за трос и начинают тянуть его на себя. Несмотря на кажущуюся тяжеловесность конструкции, паром достаточно легко отчаливает от берега и начинает скользить вдоль троса в сторону противоположного берега.

Мужики достают железные прутья с хитрой загогулиной на конце, скрученной в спираль. Этой загогулиной оба цепляются за трос и начинают тянуть его на себя. Несмотря на кажущуюся тяжеловесность конструкции, паром достаточно легко отчаливает от берега и начинает скользить вдоль троса в сторону противоположного берега.

Куандык и Бауржан работают на этом пароме как наемные люди. Сам паром принадлежит местному жителю, который вполне официально зарегистрирован как индивидуальный предприниматель и платит налоги.

- Такие паромы есть выше по реке в Мергене, в Есенсае и ниже по течению в Алмалы. Все самодельные и все появились примерно лет 10-15 назад, когда Урал начал мелеть. Раньше такие паромы невозможно было поставить, потому что каждую весну Урал поднимался и затапливал лес и пойму. А последние лет 15 река ещё ни разу из берегов не выходила. Те, кто моложе 20 лет, вообще не помнят, чтобы вода затапливала лес и луга. Им про это, когда рассказываешь, они не верят, — объясняет мне Бауржан.

Все паромы платные. По словам наших собеседников, цены тоже разные. Тот, на котором переправляемся мы, – самый дешевый. Переправа стоит 700 тенге с машины в одну сторону.

- Раньше работать тяжелее было. Воды в реке было больше, и течение было сильнее. По большой воде весной у нас по 10-15 минут уходило на переправу в одну сторону. А сейчас за 5-6 минут переправляемся.

По словам наших собеседников, паром работает с 8 утра и до 20 часов вечера. Обеденный перерыв – с часу до двух.

- За день примерно 10-15 машин переправляем. В выходные, когда в посёлке у кого-нибудь свадьба, кудалык или похороны, тогда до 30 машин, бывает, переправляем. А в будни основной наплыв утром и вечером – когда все едут из аула в райцентр или в город и вечером обратно возвращаются домой.

Интересуюсь, сильно ли на их жизнь влияет обмеление Урала.

- Да как тебе сказать? Особенно незаметно. Единственное – боюсь, что в ближайшие годы река обмелеет настолько, что на ней появятся броды, и тогда паром уже никому не будет нужен.

- А насколько сильно обмелела река?

- Вон, видишь, на том берегу бревна торчат из обрыва? – показывает мне рукой Куандык на сгнившие бревна, торчащие из берега на высоту 2-2,5 метров от воды. — Так вот, там был причал в 2010 году. Нам каждый год приходится опускать причал все ниже и ниже.

- А рыбу вы ловите здесь?

- Рыба – это к нему, — Бауржан, смеясь, кивает в сторону Куандыка.

- Ну, выхожу я иногда рыбачить. Но, если честно, такой рыбы, как раньше, конечно, нет. В 90-х годах поймать в реке судака на 3-4 килограмма было обычным делом. А последние три года я судака ни разу не ловил. Нет его. Жерех иногда, очень редко попадается, и тот уже мелкий – на полкило, на килограмм максимум. Я раньше такую мелкую рыбу отпускал, — рассказывает Куандык.

Мы причаливаем к берегу, и паромщики помогают мне выкатить машину на берег. В это время на противоположном берегу уже подъехала другая машина, и мои собеседники отчалили, чтобы переправить её.

Река-граница

История этих мест прослеживается в топонимах – названиях населённых пунктов по левому и правому берегам Урала. Если взглянуть на карту, то можно увидеть на левом берегу такие названия как Лбищенск, Коловертное, Скворкино, Янайкино. На противоположном берегу посёлки называются Есенсай, Кызылжар, Карасу, Акжайык. Такое разделение по берегам произошло более 300 лет назад, когда власти Российской империи расселяли на левом берегу казаков. Степнякам отвели правый берег. Вплоть до 80-х годов это было заметно и по этническому составу поселков. На левом берегу жили преимущественно русские и казаки, на левом берегу – казахи. С конца 80-х годов и вплоть до нулевых активная эмиграция русскоговорящих из Казахстана в Россию привела к тому, что прежние казачьи станицы стали преимущественно казахскими. Сегодня, если вы попадете в тот же самый Лбищенск или в посёлок Каленое, то вряд ли найдёте русских или потомков казаков. О том, что они когда-то жили в этих селах, напоминают разве что заросшие православные кладбища с крестами. А в посёлке Мергенево об этом напоминают развалины древней церкви. Отчасти по этой причине паромы и появились в этих краях относительно недавно. Местные казахи, проживающие сейчас по обоим берегам реки, активно поддерживают традиционные социальные отношения – по принадлежности к роду, или периодически навещают кудалар – сватьев, в случае, если вступившие в брак молодожены связали две семьи, у которых, в свою очередь, есть другие сватья и родственники.

После первого парома мы едем по грейдеру вверх по течению – в посёлок Есенсай, в 30 километрах от того места, где мы переправились через паром. Есенсай – один из старинных аулов, основанных ещё 200 лет назад. Недалеко от аула находится родовое кладбище, на котором захоронены люди из одного рода – Кынык. На трассе (так тут называют грейдер без асфальта) в сторону посёлка ведёт проселочная дорога. На повороте есть указатель с названием посёлка и самодельный указатель с лаконичной надписью «ПАРОМ». От Есенсая к парому ведёт дорога также через лес. Но лес в окрестностях Есенсая поражает своей красотой – огромные вековые деревья, перемежающиеся маленькими озерами и без какого-либо бытового мусора в виде разбросанных бутылок и вездесущих пластиковых пакетов. Паром отыскать нетрудно – к нему через пойменный лес ведёт единственная накатанная дорога.

На этом пароме также работают два паромщика – Азамат и Нурбол. Спрашиваю у них, почему так востребованы паромы в этой части реки.

- Так ведь добраться до города можно либо по грейдеру без асфальта, либо через паром сразу выехать на трассу Уральск-Атырау. Чтобы добраться в райцентр в Чапаево, нужно ехать 200 км по грейдеру в Уральск, потом оттуда 120 км до Чапаево. А на пароме переправился – и через полчаса ты уже в Чапаево, — объясняет мне Азамат.

Этот паром практически ничем не отличается от предыдущего – такие же сваренные две металлические цистерны и «палуба» из досок. В движение паром приводится силой рук, которые тянут трос, протянутый от берега до берега.

Азамат также сетует на то, что река мелеет.

- Боюсь, что скоро мы реку пешком будем переходить. На фиг никому не нужен будет паром.

Азамат показывает мне на песчаную отмель, поросшую молодым камышом.

- В прошлом году этот остров появился. В этом году на нём уже камыш стал расти. С прошлого года он стал больше. Во-первых, река мелеет, а, во-вторых, течением намывает песок постоянно. Если этот остров такими темпами будет расти, то, боюсь, придётся нам паром переносить дальше, — говорит Азамат.

Казаки

Паром переносит нас на берег в окрестностях села Мергенево, в 80 километрах от Чапаево. Бывшая казачья станица в 20-х годах прошлого столетия была оплотом сопротивления местных казаков против Советской власти. Официальная история утверждает, что знаменитый красный командир Василий Чапаев утонул в Урале где-то выше по течению. Местные же казаки настаивали на том, что их деды зарубили шашками Чапаева где-то недалеко от этого села. Сегодня ни одного потомка тех казаков уже нет в посёлке. Один из немногих, кто покинул это село в конце 80-х годов, – 85-летний Геннадий Елов. Географически он отселился из этих мест не очень далеко. В настоящее время он проживает со своей супругой Валентиной в посёлке Тонкерис Теректинского района Западно-Казахстанской области, в 200 километрах выше по течению Урала.

Геннадий Елов, несмотря на смену места жительства, не изменил главному – он и сейчас живёт на берегу Урала. Как и многие поколения его предков, этот пожилой человек живёт в традиционных отношениях с рекой – ловит рыбу, собирает грибы, заготавливает дрова в лесу. Когда мы приехали к нему в посёлок Тонкерис, нас встретила его внучка Дарья и сообщила, что дед уехал за грибами в лес.

Дом Еловых – наглядное доказательство близости реки и леса – на столе стоят банки с консервированными грибами, под потолком на бечевке висит с десяток вяленых рыб. Собственно, благодаря этой вяленой рыбе Геннадий Елов известен среди уральских владельцев пивнушек. Они регулярно приезжают к нему и скупают у пенсионера его вяленую рыбу. Она у него получается такой консистенции, которой не могут добиться другие. О том, что за вяленой рыбой приезжают к ним из Уральска и Аксая, тетя Валя уточняет:

- Вот вечно так – мы, женщины, готовим, сушим, вялим, а вся слава вам – мужикам. Да не он рыбу готовит. Вы что, думаете, он все это солит и вялит? Он рыбу привез, бросил, а я мучаюсь. Спасу от неё нет. Скорей бы уж лёд встал. Отдохну маленько, — рассказывает нам пожилая женщина, сортируя свежую рыбу – пару щук и трёх лещей.

Узнав причину нашего визита, она предупреждает:

- Ой, ребята, вряд ли он вам поможет. Характер у него вредный. Казачок ведь. Упрямый. У него есть свой угол в лесу на берегу, где он рыбачит. Местные это место так и называют – Елов угол. Так он туда никого не водит. Разные люди из города приезжали, просили его. Деньги предлагали. Но он всем отказывает.

Через некоторое время, тарахтя мотоциклом, приехал и сам Геннадий Елов. Едва выслушав нас, он сразу же категорично отказывает.

- Нечего вам там делать! Не повезу вас туда.

Мы предпринимаем ещё несколько попыток его уговорить, но старик упрямо стоит на своём – «Не покажу». Ситуацию спасает внучка Даша.

- Деда, я хочу в лес. Можно я с тобой поеду?

Видимо, власть девочки над дедом безгранична. Буркнув беззлобно: «Вечно ты под ногами вертишься», наш собеседник соглашается проехать с нами к реке.

Елов угол, и вправду, оказывается углом – на плавном повороте Урала от воды берег поднимается крутым яром.

- Я почему не хочу сюда чужих приводить? Потому что, как только люди появляются, все сразу становится хуже. Мусор, огонь разводят, бутылки валяются. Я сам не пью и пьяных не жалую.

Геннадий Елов показывает мне лес на том берегу реки.

- Раньше там гнездилась пара орланов-белохвостов. Они рыбу любят. Если на реке гнездятся эти птицы, значит, рыба есть в реке. А мои орланы уже три года не прилетают. Потому рыбы нет в реке. Я тут раньше какую только рыбу не ловил! А сейчас одна сорная рыба – красноперки и прочая мелочевка. Лет десять я такую рыбу обратно в реку отпускал. А сейчас это уже рыба, — рассказывает нам Геннадий Елов.

Но больше, чем рыба, сейчас этого пожилого человека тревожит состояние леса. Он ведёт нас от одной ложбины к другой и показывает сухие, заросшие травой, впадины.

- Раньше это все водой заливалось. Тут вода стояла. По весне сюда на мелководье сазаны заходили икру метать. А в конце лета или осенью мы их тут добывали. Они откормятся за лето, толстенькие становятся, как поросята. Щас все это, как сказка, расскажешь кому – и не поверят, — рассказывает Геннадий Елов.

Затем он ведёт меня на лесную поляну. Отводит на середину и просит оглянуться на опушку леса.

- Гляди, видишь, сколько сухих вершин? Ни одного дерева здорового. Все сохнут. Воды нет. Я раньше на рыбалку или в лес, когда шел, воду с собой не брал. Можно было на яру поближе к воде копнуть и ключевой воды напиться. А сейчас воды нет. Мы в посёлке как-то решили колодцы бить. Привезли технику, специалистов. На 80 метров ушли, а воды нет. Поэтому и сохнет лес. Боюсь, что её дети уже и этого не увидят, — кивает Геннадий в сторону внучки Даши.

По мнению моего собеседника, падение уровня воды в реке – «заслуга» человека. Плотины, каналы, бесконтрольная вырубка деревьев в конце 90-х привели к тому, что Урал может остаться без пойменного леса, как такового. По его словам, в пору его юности Урал разливался весной так, что случалось, не видно было другого берега.

"Проект «Развитие журналистики: проблемы изменения климата» нацелен на выявление и решение проблем прогрессирующего изменения климата посредством развития и укрепления секторов независимых СМИ в Центральной Азии при менторской поддержке экспертов из Центра Медиа Развития в Кыргызстане, редакций Anhor.uz в Узбекистане и Asia-Plus в Таджикистане, интернет-журнала Vласть в Казахстане и реализуется n-ost (Германия) и Международным центром журналистики MediaNet (Казахстан) при поддержке Федерального министерства экономического сотрудничества и развития Германии"